Почему люди хотят испытывать страх и как он реально помогает встряхнуть рутину

Всё под контролем!

— Страхи, которые мы испытываем в кино, — контролируемые. Тот случай, когда мы точно (почти) знаем, что все это не взаправду — такая реальность в рамках игры, — объясняет Павел Зыгмантович. — Как дети во время игры представляют, что шланг — это змея, так и мы, взрослые дети, видим на экране (или на страницах книги) настоящего злодея, и нам вроде бы страшно. Но поскольку эта история контролируемая, страх здесь относительно невысокой интенсивности. А это крайне благотворно влияет на человека.

Причем в одном исследовании* изучалась реакция людей на посещение аттракциона «Дом страхов» и выяснилось: больше всего пользы извлекают люди в наименее ресурсном состоянии. Зашли уставшие, издерганные и измотанные, а вышли — бодрячком, все классно.

*Kerr, M., Siegle, G. J., & Orsini, J. (2018). «Voluntary arousing negative experiences (VANE): Why we like to be scared». Emotion.

Кстати, дети приобретают этот опыт примерно с шести лет, когда начинают делиться страшными историями. Помните сказки про черную руку, зеленое пятно и гроб на колесиках? В этом возрасте желание послушать такую историю — это тренировка умения сталкиваться со страхами и преодолевать их, действовать, несмотря на страх. Оказывается, что страх-то бодрит!

У взрослых остается это знание, и мы сами организовываем себе встречу со страхами, потому что они тонизируют. Не всем, конечно, заходит. Если человек бодр и весел, того эффекта он может не почувствовать. Это как чашка кофе — одного бодрит, другого нет. Механизмы разные, но эффект тот же.

Есть ли негативные эффекты от ужастиков?

— Я не встречал таких исследований. Конечно, если человека принудить  смотреть фильм ужасов, то он, возможно, несколько недель будет спать с включенным светом.

Или если ребенок лет семи случайно посмотрит «Фантазм» (олды знают), то ничего хорошего из этого не выйдет.

Но если мы говорим про взрослого, самостоятельного человека, который добровольно смотрит ужастик и понимает, что в любой момент может его выключить (или уйти), то это только на пользу. Контроль очень важен! И добровольный выбор.

Приведу для наглядности пример. Есть великолепная книга Марии Осориной «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых». Автор много исследовала детские страхи и среди прочего изучала популяцию детей в одной деревне, которые собирались поздно вечером на околице и шли на кладбище. Было темно, жутко. Что важно — всегда можно было отстать. И чем ближе к кладбищу, тем больше было отстающих. До центральных могил доходили единицы. Но никто не смеялся над отставшими.

На тему добровольности есть много исследований, причем очень забавных. Например, люди должны были решать математическую задачу, а в это время в помещении гудел очень неприятный громкий звук. У одних была кнопка, чтобы звук выключить, а у других такой кнопки не было. В результате все продержались до конца, никто звук не выключил. Но та группа с кнопками гораздо продуктивнее решала задачу — у них был контроль над ситуацией. [цит. по Хок, Роджер Р. 40 исследований, которые потрясли психологию.]

Во всем, что касается страшных фильмов, квестов, нужен контроль. Именно поэтому в страшных квестах хорошим тоном считается изначально оговорить способ выхода — как подать сигнал, что вам хватит.

Может, любители ужастиков — немного не в себе?

— Скорее, человек в состоянии утомленности, усталости. Тут еще накладываются некоторые культурные особенности. В нашей культуре фильмы ужасов по-хорошему появились только в конце 1980-х, когда в видеосалонах стали показывать «Чужого», «Чужих», «Зловещих мертвецов» и т.п. Но все это зародилось гораздо раньше. Еще в конце 18-го — 19-м веках мир узнал, что такое готические романы, — вспомним «Франкенштейна» Мэри Шелли или «Дракулу» Брэма Стокера.

Войны и революции начала 20 века отвлекли нас от этой культуры, и сегодня мы к книгам и фильмам ужасов относимся как к чему-то новенькому. Но в США, например, эта культура больше развита, и там у человека где-то глубоко заложено, что можно взбодриться, сходив на фильм ужасов.

Да, есть люди, которым нужно больше ярких ощущений и эмоций (в англ. — “sensations”). Но они могут добрать их за счет быстрой езды, рискованного поведения и только в последнюю очередь — просматривая ужастики. Нет, никакие вкусовые предпочтения ничего не говорят о человеке, кроме того, что ему это нравится.

Откуда у нас иррациональные страхи — например, темноты или кладбища?

Павел Зыгмантович предлагает различать страхи и тревоги.

— Страх касается конкретики — например, увольнения, автоаварии, болезни или той же темноты. Но есть тревога, когда я знаю, что случится что-то плохое, но не знаю, что именно. И здесь может возникнуть тревога, которая появляется в ситуации темноты, — то, что люди часто называют страхом.

Если брать общую идею, то она такая. Человек очень хорошо настроен на негатив. В психологии это называется “negativity bias” (переводят по-разному: «негативно-когнитивное искажение», «предвзятость к негативу», «склонность к негативу»).

То есть мы замечаем плохое лучше, чем хорошее. И это оправдано. Допустим, я иду в лес и вижу в подлеске нечто большое, но не могу различить что. На самом деле это медведь, но я не испугался и решил, что это просто валун — не очень хорошая история для меня. А если это валун, который я принял за медведя, поэтому ушел в сторону, то я ничего особо не потерял. Поэтому в целом наш вид хорошо замечает негатив, всякую угрозу жизни, здоровью, благосостоянию и т.д.

Конечно, в ситуациях неопределенности, таких как темнота или кладбище, сразу возникает простор для фантазии. Еще Альфред Хичкок говорил, что источник ужаса не нужно показывать до тех пор, пока можно его не показывать.

Представим, что в какой-то сцене фильма показывают дверь, у которой медленно крутится ручка. Но кто ее крутит — непонятно. Зритель такого может нафантазировать! Но как только он увидит, что ручку крутит, условно, маньяк в капюшоне с ножом, то он будет бояться гораздо меньше — он уже видит, кто это.

Пока мы не знаем, что там творится, то такие картины нарисуем… Это естественно для человека.

«Хэллоуин — это развернутая экспозиция на все общество»