Расследование Now: почему Уолл-Стрит не поверила Майклу Бьюрри и запустила мировой кризис 2008 года

О том, как всё начиналось, нам талантливо рассказали в фильме «Игра на понижение», который вышел в 2015 году и получил Оскар за лучший адаптированный сценарий. Мы будем делать реверансы в его сторону, потому что режиссёр провёл серьёзную аналитическую работу. На одних моментах остановимся подольше, другие пропустим, но парочка терминов всё равно пригодится, потому что без контекста можно легко заблудиться.  

И спасибо Джонатану Джарвису, который красиво упаковал всё то, в чём мы сейчас будем разбираться. 

Начнём с теории и того, что кризис 2008 года прямо связан с ипотечными кредитами. А так как процесс запустился в Штатах, для примера возьмём обычного американца, который копит на первое жильё. Чтобы дальше нам было легче ориентироваться, дадим ему имя Джон Доу — наше начальное звено. 

Когда он соберёт деньги для первого взноса, подключится брокер, который выступит мостиком между Джоном и ипотечным кредитором. Закрыв сделку, брокер получит комиссию за услуги, а Джон въедет в новый дом. Чуть позже к ипотечному кредитору обратится банкир из инвестиционного банка, чтобы приобрести ипотеку Джона и ещё охапку других. Зачем? Для получения ежемесячных выплат со всех облигаций. Банк хочет купить пассивный доход, обеспеченный тысячами Джонов по всей стране.

Собрав определённое число таких долговых обязательств, банк передаст их своим экспертам, а те разделят облигации на транши (группы): безопасные, нормальные и рискованные. Все вместе они называются MBS (Mortgage-Backed Security), или ценные бумаги, обеспеченные пулом ипотечных кредитов.

Три группы связаны между собой, поэтому если Джон перестанет платить по ипотеке, то денежный поток уменьшится и не дойдёт до рискованных облигаций. Уравнивается это тем, что покупка третьей группы сопровождается более высокой процентной ставкой. А чтобы снизить риски первой группы (безопасных траншей), банки страхуют их, используя кредитные дефолтные свопы. Это такая гарантия, что банк получит деньги, даже если клиент перестаёт платить. Все эти операции нужны, чтобы облигациям присвоили рейтинг: безопасные — ААА, нормальные — BBB и выше, рискованные — без рейтинга.  

А для чего высокий рейтинг? Для инвесторов, которые хотят быть уверены в безопасности своих вложений. Нормальные облигации покупают другие банки, а рискованные — хедж-фонды (организации, которые с ваших активов приносят большую прибыль, чем с банковских вкладов, но меньшую, чем самостоятельная игра на бирже). 

Вся эта система — от Джона до продажи облигаций — начинает приносить инвестиционным банкам огромные суммы. Ведь все поступления от армии безликих Джонов с лихвой перекрывают выплаты инвесторам по MBS (ипотечным ценным бумагам). А инвесторы, которые ухватили выгодный кусок пирога, хотят ещё, поэтому готовы покупать больше MBS. 

Теперь важный момент. Банк, дабы удовлетворить спрос на облигации, обращается к ипотечному кредитору. Тот спрашивает про новых клиентов брокера, но все, кто подходил под условия, уже взяли ипотеку. Именно здесь появляется динамит, который потом взорвёт весь мир. 

Кредиторы решают отменить первый взнос по ипотеке и перестают требовать справки о доходах. Вы уже, конечно, поняли к чему всё идёт. Брокеры начинают предлагать займы тем, кто раньше не подходил под условия, потому что был не в состоянии выплачивать проценты. Такие займы получили название «субстандартные кредиты». 

Цепочка запускается заново, но вместо Джона, который исправно платит проценты, у нас загадочный незнакомец. Почему это никого не беспокоит? Потому что такую рискованную ипотеку легко передать следующему в цепочке — получается микс из «горячей картошки» и русской рулетки. 

Как мы уже знаем, дом по ипотеке в случае неуплаты переходит в собственность кредитора. И это не выглядит проблемой, ведь недвижимость растёт в цене, а дом можно продать. Всё верно. А теперь представьте, что у нас не один загадочный незнакомец, а тысяча. А если их десять тысяч? Предложение на рынке начинает превышать спрос, и цены на недвижимость падают. 

Самое время вернуться к Джону и остальным, кто исправно выплачивает проценты. У них возникает резонный вопрос: зачем отдавать за ипотеку больше, чем стоит сам дом? 

Такое начинает происходить повсюду, а на руках у инвестиционного банка оказывается догорающий фитиль из MBS на неликвидную недвижимость. Конечно, у инвесторов сразу появляется желание спешно продать эти облигации. Но кому? Ипотечный кредитор, который и дал их банку, уже предлагает новую партию, потому что понимает, что сам горит. Дальше инвесторам? У них уже своих больше, чем надо. Да и проблема здесь не просто в количестве таких облигаций, а в том, что якобы безопасные транши с рейтингом AAA оказались обеспечены мусорными кредитами. Круг замкнулся.

«Правда как поэзия. А большинство людей… ненавидит поэзию», — цитата из книги «Большая игра на понижение. Тайные пружины финансовой катастрофы». А теперь взглянем на ситуацию со стороны конкретных лиц. 

Доктор и первый, кто решил вручную проверить кредиты. Благодаря такому подходу он понял, что за облигациями стоят рискованные субстандартные кредиты, большая часть из которых не выплачивается.

С этими знаниями Майкл и решил «сыграть на понижение», сделав ставку против растущего рынка недвижимости. Он начал скупать «дефолтные свопы» — финансовые инструменты, по которым страховые компании делают выплаты в случае наступления негативных обстоятельств. Например, при падении рынка недвижимости. 

Теперь представьте ситуацию: цена за квадратный метр годами растёт как на дрожжах, а к вам приходит человек, который готов платить каждый месяц только для того, чтобы получить деньги обратно, когда облигации рухнут. На Бьюрри все смотрели как на сумасшедшего. И любезно соглашались на сделки. 

В фильме интересно показывают, как идея Майкла доходит до одного из хедж-фондов и заражает тех немногих, кто ему верит. Руководитель фонда, Марк Баум, списан с реального инвестора Стивена Эйсмана. Он со своей командой решил проверить начальные звенья цепи и попал на десятки пустующих домов, которые послужили сигналом надвигающейся катастрофы. А встреченные ими брокеры рассказывали, что 90% всех выдаваемых кредитов — субстандартные. После увиденного и услышанного команда Марка вслед за Бьюрри начала скупать кредитно-дефолтные свопы.

Кульминация всего действия — 2008 год и падение субстандартных кредитов. И почти всё летит вниз, кроме субстандартных облигаций. Почему? Вспомним рейтинговую систему из трёх групп. Всё хорошо, когда она исправно работает. А теперь представьте, что банковская страховка (своп), выдаваемая в случае кризиса, которого никто не ждал, оформлена не на каменную стену, а на покосившийся сельский забор. Рейтинговые агентства боялись, что банки уйдут к конкурентам, и присваивали безопасный рейтинг нормальным и рискованным облигациям. Как вы понимаете, исход был неизбежен — просто вопрос времени. 

Выход есть всегда, только если ты не плывёшь на мине посреди океана. Американские инвестиционные банки оказались как раз в такой ситуации и потянули за собой остальных. В октябре 2008 года почти по всему миру одновременно упали процентные ставки, а уже к концу года промышленное производство в Еврозоне снизилось на 11,5%. Акции, независимо от индустрии, летели вниз, а такие финансовые киты, как Lehman Brothers, по очереди складывали таблички «банкрот» в общую корзину. Вся система рухнула.

Банки остались наедине с балластом неликвидного жилья и потерями в триллионы долларов. Эффект моментально передался через Атлантику, и центробанки по всему миру, дабы преодолеть последствия, начали снижать процентные ставки и присоединились к плану количественного смягчения. Это когда включаются печатные станки, чтобы спасти экономику закачанными в неё деньгами. 

Котировки понемногу двинулись вверх, а в США стали сильнее регулировать финансовую систему. Чего не наблюдается в Азии, где продолжает расти кредитный пузырь, что, по мнению экономистов, может стать причиной следующего кризиса. 

А пока мир понемногу выбирается из другого, который со своими атрибутами вроде изоляции, контроля и ограничений выглядит более пугающим, чем произошедший тринадцать лет назад.Так, если в 2008 объектом внимания был фондовый рынок, то после 2020 — рабочие места, которых уже стало на 225 миллионов меньше. При этом ООН отмечает, что один только вопрос занятости не отражает весь масштаб потерь мировой экономики.